Пятница
29.03.2024
08:01
Славянские праздники
Праздники славян
Статистика
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
  • СПАС
  • СРУБ
  • Мой сайт

    [ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
    • Страница 1 из 1
    • 1
    Вече » Жизнь наших предков » Быт и обычаи славян » СИМВОЛИЧЕСКИЙ ЯЗЫК ОДЕЖДЫ
    СИМВОЛИЧЕСКИЙ ЯЗЫК ОДЕЖДЫ
    adminДата: Суббота, 27.06.2009, 00:59 | Сообщение # 1
    Группа: Администраторы
    Сообщений: 153
    Статус: Offline
    В широко известной и ставшей классической работе П.Г. Бога­тырева «Функции национального костюма в Моравской Словакии», опубликованной на словацком языке в 1937 г. и затем в русском переводе переизданной в сборнике трудов П.Г. Богатырева, впервые были определены семиотические функции одежды как одной из важнейших подсистем предметного кода куль­туры. Было показано, что одежда наделена широким кругом значе­ний и функций, что она служит маркером пола, возраста, семейно­го, социального, сословного, имущественного положения, этничес­кой, региональной, конфессиональной принадлежности, рода заня­тий человека, его ритуальных ролей. Дальнейшие исследования, по­священные народному костюму (как специальные, прежде всего книга Г.С. Масловой, так и рассматривающие одеж­ду как компонент обрядового реквизита, как инструмент, средство и объект магических практик), показали, что одежда - один и главных знаков культурного статуса человека, его выделенности и мира природы (наряду с речью, именем и крестом на теле). Человек, лишенный одежды, «исключается» из мира людей и воспринимается как представитель иного мира или мира природы, мира жи­вотных. Так, по тамбовским поверьям, рубашечку нельзя было надевать ребенку, пока он не крещен, - «он без креста голый, слов но зверь»; а по представлениям всех восточных славян, умершие некрещеными дети летают и просят одежды; услышав их крик надо бросить им сорочку или платок; по рассказам польских жителей Бескид, «скинутые» дети преследуют свою мать до тех пор пока она не сошьет им крестильную рубашку, не освятит ее в костеле и не набросит на душу-птицу. Во время родов женщина «возвращается» в природное состояние: по обычаю борисоглебских крестьян, «с роженицы снимается все, что на ней есть, даже крест, и она остается совершенно голой, на основании того суеверного воззрения, будто за каждую вещь, которая находится на женщине в момент рождения, она должна особо выстрадать и помучиться».

    Одежда - своего рода «оболочка» человека, соотносимая с его телом (ср.: общие обозначения деталей одежды и частей тела: спина, плечо, пояс, рукав, горловина, «сорочка», «шапочка», «чепец» 'околоплодная плева' и т.п.), материнской утробой, ко­лыбелью, домом, гробом (ср. укр.: риза гробовая 'гроб': «Не думала, не гадала закрыть твои оченьки ясные, твои уста розо­вые, и закрыть ризою гробовою» - причитание матери по до­чери), могилой; метонимический за­меститель человека в разнообразных обрядовых ситуациях; одна из основных материальных ценностей (наряду с землей, ско­том, жилищем), предмет дарения, обмена, наследования, жерт­воприношения, ритуальной кражи. Состав (набор предметов) и виды (будничная, праздничная, ри­туальная и т.п.) одежды различны в разных этнических и локальных традициях; их полный комплекс в каждом случае представляет со­бой систему, в которой значение каждого предмета и каждого кос­тюма определяется не только их собственными признаками, но и их соотношением (изофункциональность, оппозиция, взаимная допол­нительность и т.п.) с другими предметами и видами костюма и пра­вилами их сочетаемости. Для культурного кода одежды характерны избирательность (не все предметы и детали одежды получают культур­ное значение) и различная знаковая нагруженность разных пред­метов одежды; к наиболее значимым относятся пеленки, платок, пояс, рубаха, фартук, шапка, штаны, шуба, а к особенно важным деталям одежды - ворот, пазуха, пола, рукав.

    В настоящей статье затрагивается только один аспект этой об­дирной темы, а именно - то, какими средствами располагает одежда как элемент материальной культуры для выражения столь широкого круга смыслов, что именно в одежде может быть носителем этих смыслов и какие действия, операции и манипуляции с предметами одежды используются в ритуале и становятся объектом семантизации и символизации.

    Знаковые функции одежды обеспечиваются прежде всего набо­ром ее формальных признаков, из которых релевантны далеко не все. Например, такой утилитарно существенный признак одежды, как «теплый - легкий», практически не имеет культурной значимо­сти; некоторое значение придается ему, пожалуй, только в обряже­нии покойника: повсеместно умершего одевают в легкую летнюю одежду, но кое-где в гроб кладут и теплые вещи, чтобы он мог со­греться на том свете, если ему станет холодно; использование шубы в качестве свадебной одежды имеет другую мотивировку и другое магическое значение: провоцировать богатство (ср. также: старинный русский обычай облачать невесту, отправляемую на венчание, в шубу даже летом). ;

    К культурно релевантным признакам относимо прежде всего само наличие - отсутствие одежды (одетость - неодетость, нагота). Полное или частичное обнажение, заголение тела использовалось, например, в качестве отгонного средства - при появлении градовой тучи для устрашения врага и т.п.. Однако подробнее ритуальных функциях и мифологии наготы здесь нет возможности говорить - это особая большая тема.

    Имеет значение также состав предметов одежды, полнота костю­ма, причем неполнота комплекта одежды, «полуодетость» обычно приравнивается к наготе (напр., женщина без чепца, по словацким поверьям, могла вызвать град), наличие дополнительных предме­тов и элементов, украшений и т.п. Особого внимания заслуживает обычай «мультиплицирования» одежды: удвоение или умножение отдельных или всех предметов, совершаемое с различными маги­ческими целями. В Полесье беременная женщина надевала на себя двойной комплект одежды в целях оберега. Болгары, чтобы скрыть от опасных глаз, надевали на нее как можно больше предметов одежды - рукавицы, несколько фартуков, плотную вуаль на лицо из красной или белой ткани. У русских Яро­славской губ. в масленичный понедельник молодая жена выходила на смотр молодых, надев на себя всю свою одежду, повязав голову множеством платков, надев на себя несколько шуб, а то, что не смогла надеть, держала в руках; так же обряжался и муж.

    Этот же прием используется в погребальном обряде. В западном Полесье было принято надевать на женщину-покойницу по две сорочки, две юбки (ПА, волын., Любязь); нередко в гроб клали «запасную» одежду в таком количестве, что с трудом закрывалась крышка гроба: «Повный гроб накладуть усего, одежу кладуть, хустки, полотенце, запаса всякого, щоб зминиця можна ему. А яка подруга придеть, каже, теж свою хустку положу. А яка скаже: «Пе­редаем мою сестри». Все покладуть, у домовку, натовчуть - дошка не закрываемся» (ПА, ровен., Глинное; запись И.А. Морозова). В Заонежье, напротив, считалось, что слишком много вещей класть опасно - крышка не закроется, и тогда в деревне еще кто-нибудь умрет; кроме того, избыток одежды будет мешать умершему пере­двигаться на «том свете». У болгар-капанцев женщины в знак траура повязывали на голову по два платка.

    Имеет значение материал, из которого изготовляется одежда, спо­соб его обработки (значимы лен, шерсть, мех, суровое полотно, до­мотканая одежда) и особенно цвет, который, кроме половозрастно­го значения, наделяется и магическими функциями. В Моравской Словакии женщины носили желтые фартуки, а девушки - белые; во Владимирской обл. праздничный сарафан у девушек был красный, у замужних женщин - пестрый, у стариков - «синяк». В болгарской свадь­бе особенно заботились о том, чтобы в наряде невесты присутство­вал красный цвет (как символ девственности и целомудрия). У рус­ских Поволжья до свадьбы просватанная невеста сидела дома во всем черном или темном и «выла»; после венча­ния невесту переодевали прямо в церкви или дома (у русских иног­да из черной или белой траурной одежды - в красную). Красные пельки на рубахе были знаком молодости: «перестала красные пель­ки носить» - это означало «состарилась». В погребальном обряжении, напротив, красный цвет у всех славян исключался: «родня буде мерть» (ПА, гомел., Новинки). Яркие цве­та (как и украшения) не допускались в одежде старых людей, вы­шедших из репродуктивного возраста, в убранстве вдов. Как извест­но, траур у славян мог выражаться и черным, и белым цветом (древ­няя традиция, сохраняющаяся в отдельных, главным образом, юж­нославянских регионах). В некоторых локальных традициях вводи­лись дополнительные разграничения по цвету: так, у македонцев

    женщина повязывала на голову черный платок, когда она носила траур по мужу, и белый, если умирал другой член семьи или рода.

    Еще одним носителем и выразителем культурных значений мог быть покрой и размер (длина) одежды. Старомодная (слишком длин­ная или короткая, слишком широкая или узкая, непопулярного покроя) одежда вытеснялась на периферию и маркировала марги­нальные возрастные и социальные группы. Упрощенный покрой отличал одежду старух и вдов: они должны были носить что-то вроде балахонов. Погребальная одежда у болгар имела предельно простой покрой или вообще не кроилась и не шилась, а представ­ляла собой полотно с отверстием для головы; в некоторых старообрядческих традициях покойника пелена­ли, как младенца, ср. бел. поговорку: «3 чым у люльку, з тым i у трунку». Особую форму имела рубаха неве­сты на первом («печальном») этапе свадьбы у русских: она оплаки­вала свою долю, одетая в рубаху с непомерно длинными рукавами (плакальная рубаха, долгорукавка и т.п.).

    Определенными значениями наделялся способ ношения одеж­ды. Ср. разный способ повязывания головного платка: под подбо­родком, на макушке, на затылке и т.д.; разный способ ношения пояса: у русских парни опоясывались по верхней одежде, а мужики - по нижней; надевание одежды наизнанку, задом наперед, с запа­хом направо или налево и т.п. Русские девушки и молодые женщи­ны повязывали платок под подбородком, а вдовы и старухи - на затылке. По некоторым болгарским поверьям, хотя бы один из предметов смертной одежды должен был быть вывернут наизнанку, иногда одежда запахивалась на другую сторону, чем на живых людях; чтобы оставшийся в живых супруг (супруга) могли в будущем еще раз выйти замуж, ворот рубахи не застегивался, и пояс на покойном не завя­зывался. Болгарские и македонские женщины в знак траура повя­зывали платок под подбородком и опоясывались фартуком поверх верхней одежды, в отличие от обыкновенного способа.

    Большое значение придавалось также способу изготовления одеж­ды (когда, кем, каким образом, каким инструментом скроена, сши­та одежда или изготовлен материал для нее). Согласно македонс­ким обычаям, одежда невесты должна была быть домотканой и сшитой непременно на руках, причем за один вечер можно было сшить только одну рубаху; всего же - 12 рубах. Часто предметы одежды подвергались специальным магическим манипуляциям с целью наделения их необходимыми свойствами. Девичью одежду, которую невеста носила перед свадьбой, у македонцев не разрешалось брать голой рукой, ее накрывали кадкой и держали под ней три дня. По обычаям сербов, первая рубашка ребенка непременно должна быть «кумовска», т.е. подарена крестной матерью; прежде чем ее надеть на младенца, мать пропускала через нее бритву, нож, ножницы (так поступали в дальнейшем с каждым новым предметом в одежде ребенка). В Ужице (зап. Сербия) новую детскую одежду пропускали через ниты ткац­кого стана, приговаривая трижды: «Ко обук'о, таj развук'о!» (Кто одел, тот и раздел), в новую рубашку всегда одевали ребенка на Юрьев день. В Боснии кроили первую ру­башечку обязательно в полнолуние, пропускали через нее кусок хлеба и произносили: «Како onaj mjesec pun bio, onako I ti» (Как полна эта луна, так и ты (будь полон)).

    Особой регламентации подлежало изготовление смертной одеж­ды: ткань для нее отрезалась не ножницами, а камнем, пламенем свечи (ср. болг. диал. название савана: прегорелка), или же полотно разрывалось (сербы); шить надо было наизнанку, на руках, левой рукой, на живую нитку, «от себя», ис­ключались узлы; ее часто не дошивали до конца; нельзя было гото­вить смертную одежду в праздничные дни; одежду умершего следо­вало стирать в реке или непременно в холодной воде и без мыла, а сушить только вывернутой наизнанку (болгары). Строго соблюда­лись условия изготовления так называемых обыденных предметов (только ночью, от захода до восхода солнца; с соблюдением молча­ния; исполнители должны быть «чистыми», обнаженными, носить определенные имена и т.п.).

    Все действия, связанные с изготовлением повседневной одежды и уходом за ней (шитье, стирка, просушивание, починка и т.п.) также подчинялись специальным регламентациям и запретам, нарушение которых влекло за собой беды и неприятности для того, кто эту одежду станет носить. Например, беременная не должна была шить по праздникам, иначе она «зашьет» своему будущему ребенку глаза или рот (русские); в «градовые» дни и некоторые праздники запрещалось сушить во дворе одежду белого цвета или носить ее (южные славяне); пеленки и детскую одежду нельзя было оставлять во дворе после захода солнца (повсеместно) и т.п.

    Важным признаком одежды является ее принадлежность и пред­назначение (своя или чужая одежда). Поскольку одежда способна аккумулировать в себе свойства того, кому она принадлежит или предназначена, «чужая» одежда часто используется как магическое средство наделения человека желаемыми качествами или благами. Повсеместно у славян новорожденного ребенка заворачивали в ста­рую одежду родителей (обычно в рубаху или штаны отца), мотиви­руя это различным образом: желанием сообщить ему достоинства и способности отца или матери, обозначить его принадлежность к отцовскому роду и вызвать к нему расположение отца, обеспечить ему в будущем внимание противоположного пола и т.п. С помощью соответствующих (мужских и женских) предметов одежды програм­мировался пол будущего ребенка при совершении супружеского акта. «Для этого следует во время совокупления класть под голову шапку, а еще вернее - надевать ее... на голову мужу или повязывать его бабьим платком. В первом случае произойдет мальчик, а во втором девочка» (Орловская губ.). У сербов женщина, у которой рождаются одни девочки, желая родить сына, должна была пролезть голой через мужскую рубаху или повесить на ночь рубаху, в которой она рожала предыдущего ребен­ка, на «мужское» дерево; если же она хотела родить девочку, она вешала рубаху на «женское» дерево. При трудных родах роженица надевала рубаху мужа (на Карпатах без этого повитуха отказывалась ей помогать), подкладывала под спину штаны мужа или трижды пересту­пала через них, надевала на себя (чехи). У белорусов беременная женщина, напротив, опасалась надеть что-нибудь из мужской одежды, чтобы ребенок не переменил пол в утробе или не родил­ся двуполым, что было бы великим несчастьем и карой для всего рода. В западном Полесье на свадь­бе свекровь надевала на невесту свой плат, «передавая» ей свою плодовитость. На Брянщине при посеве льна хозяин надевал женский фартук.

    Одежда умерших наделялась магическими свойствами: в Лешуконском р-не Архангельской обл. рассказывали, что старики-охот­ники, выходя на охоту, надевали на голое тело рубахи своих умерших жен (предварительно тщательно выстиранные); это делалось для того, чтобы охота была удачной (сообщено Е.Л. Березович). (…) Магическое применение находила и свадебная одежда: она, по поверьям, способна облегчить агонию, свадебной фатой или подвенечным платьем можно отогнать градо­вую тучу; венчальным платьем накрывали больного во время при­падка эпилепсии и т.п. У болгар Софийского округа магические свойства приписывались одежде «лазарок»: во время их танца хо­зяйка отрезала от их наряда кусочки пояса и бумажных украшений, помещала все это в воду вместе с букетиком базилика и затем кро­пила этой водой ульи, чтобы пчелы не разлетались.

    Носителем культурной семантики становится также признак новизны (новая - старая одежда). У русских старики «не имели права на новое платье и взрослый покрой; обычно донашивали свою или чужую старую одежду или изготовляли из старой мате­рии платье стариковского покроя, напоминавшее балахон». Детей до 7 лет было принято одевать в старую, рваную и грязную одежду, старое платье; новая одежда нашивалась обычно к Пасхе. Во многих ритуалах требовалась новая одежда: так, у болгар в новое должна была быть одета женщина, которая «заква­шивает свадьбу», т.е. месит каравай. Напротив, старая одежда могла служить знаком траура: в Кюстендилском крае у болгар вдова, опла­кивающая мужа, надевала самые ветхие одежды. Погребальная одеж­да, согласно одним традициям, должна была быть непременно но­вой (при этом старую одежду умершего клали в гроб), по другим - новая одежда запрещалась.

    Одни и те же признаки одежды могут получать в разных локаль­ных традициях разное значение, о чем писал П.Г. Богатырев: одежда ушедшей эпохи в одних случаях может сохраняться как праздничная или обрядовая, в других она вытесняется на периферию и становится знаком принадлежности к категории стариков; и обрат­но - одни и те же значения могут выражаться разными способами, напр.: белый и черный траур). К арсеналу знаковых средств одежды относятся также элементы акционального кода (ритуальные действия).

    Одевание и раздевание, помимо утилитарного значения, могло приобретать знаковую функцию и регламентироваться особыми правилами. Сербы в Боснии раздевали умершего, обмывали его и облачали в специальную смертную одежду, при этом нельзя было снимать с него прежнюю одежду, как с живого человека, а нужно было разорвать ее. На Украине «сбрасывают с мертвого рубаху не так, как обыкновенно это делается, «дерут вид пазухи аж до долини». Русские в Заонежье перед обмыванием также разрывали на покой­нике одежду вдоль основы ткани; просто снимать ее запрещалось; там же разрывание рубахи известно как способ облегчения агонии и ускорения смерти. На Карпатах, в с. Синевир, где когда-то работал П.Г. Богатырев, практиковалось сле­дующее лечение падучей: при первом приступе болезни у ребенка следовало разорвать на нем рубашку, перекинуть ее через крышу дома и закопать в землю там, где она упала (сообщено М.Н. Тол­стой); тот же способ лечения известен сербам. Раздевание (и разувание) могло превращаться в самостоятельный обрядовый акт: по болгарским обычаям, молодая жена в доме мужа в течение определенного срока должна была молчать, не смела называть родственников мужа их настоящими именами, соблюдала прочие запреты и предписания, которые снимались в один из больших праздников в акте ритуального раздевания и разувания невесты. Переодевание и демонстрация одежды была составной частый русского обряда сватовства: «Стоит невеста перед женихом. И раз пять переоденется. Да свои наряды кажет. Вот платье оденет, по том пойдет еще казаться в зимних пальтах... А у жениха не спрашивали, сколько одежи» (Ярославская обл.).

    Выворачивание одежды наизнанку или задом наперед применялось главным образом в целях оберега в самых разных ситуациях хорваты надевали ребенку наизнанку чулок на левой ноге, чтобы уберечь его от вештиц и стриг; украинцы переворачивали ребенку рубаху задом наперед, если он чего-нибудь испугался; македонские женщины носили вывернутую одежду в знак траура по мужу (то ж делали в Родопах, во Фракии и др.). Это же действие могло использоваться в продуцирующих целях (ср. вывернутую мехом наружу шубу в которой встречает молодых после венчания мать жениха, а также случае, когда человек терял дорогу в лесу и не мог выбраться и леса, рекомендовалось вывернуть на себе одежду, надеть правый башмак на левую ногу и наоборот и т.п.). Смысл такого переворачивания, синонимичного другим видам переворачивания предметов, особенно характерным для погребального обряда, хорошо виден из многочисленных свидетельств о выворачивании одежды покойни­ков (на Русском Севере, в архангельских говорах одежда умершего носит название опакиша, т.е. буквально: обернутая). Повсеместно у славян одежду, в которой человек умер, или вообще одежду умер­шего стирали и сушили вывернутой наизнанку. Македонцы разве­шивали выстиранную одежду на какой-нибудь забор и сушили, вывернув ее наизнанку и обязательно застегнув (после 40 дней эту одежду отдавали или дарили кому-нибудь, лучше всего нищему). Хранили приготовленную при жизни смертную одежду также вы­вернутой наизнанку, причем выворачивали ее через воротник, а не через низ, как обычно (ПА, волын., Речица).

    Культурные значения приписывались и украшениям: повсе­местно исключались украшения в период траура; по веровани­ям восточных славян, нельзя было хоронить в украшениях, т.к. «серьги превратятся в ящериц, броши - в жаб и т.п.

    Благодаря трактовке одежды как своего рода двойника челове­ка, уничтожение или «удаление» одежды (например, одежды боль­ного или покойника) использовалось как оберег и средство лечения. В Тамбовской губ. при лечении грыжи с больного снимали рубаху и вешали на дерево, а сами уходили; брать рубашку, как нечистую, считалось непозволительным и для ее владельца, и для посторонних. В Костромской губ. брали пояс с больного лихорад­кой и подпоясывали им березу: береза засыхала, а больной выздо­равливал. У русских Смоленщины одежду умершего выносили из дома вслед за гробом и складывали в каком-нибудь чулане, а по истечении 40 дней доставали из чулана и сжигали на улице. В Полесье избавлялись от ходячего покойника сжиганием или закапыванием в могилу его одежды (ПА, ровен., Сварицевичи). В Заонежье одежду с умершего, предварительно выстирав, за­капывали в землю, где никто не ходит, или же сжигали на костре (в «чистом» домашнем очаге их жечь запрещалось). В Курском регио­не «если у женщины умирали дети, мать ребенка совершала соб­ственное символическое перерождение путем уничтожения своей рубахи: мылась в рубахе, встав в обруч, которым обычно стягивают бочки, а затем снимала с себя и рубила топором мокрую рубашку и под конец сжигала оставшиеся тряпки или же - купалась на дрово­секе и рубила топором снятую с себя сорочку и тут же сжигала ее». Избавление от старой изношенной одежды принимало характер календарного ритуала и было приурочено у восточных славян к одному из весенних праздников: Масленице, Чистому понедельнику, Юрьеву дню, Страстному четвергу, когда одежду сжигали в костре, пускали по воде или же мыли и чистили. Болгары в Родопах в Юрьев день мылись и переодевались в новую одежду, а старую оставляли на дубах, растущих поблизости, в качеств жертвы. Разрывание одежды и разорванная одежда получали сексуальные коннотации, в припевках и частушках разорванная одежд означала потерю невинности; разрывание одежды над ручьем символизировало разрыв брачных отношений и т.п.

    В магических целях широко использовалось дарение и обмен предметами одежды (ср.: одаривание одеждой на свадьбе; обмен платками девушек при троицком кумлении, обмен рубахами, шапками, поясами при побратимстве и т.п.). У сербов в обряде первой брачной ночи одежда молодых становилась объектом ритуальной кражи со стороны дружек. Во многих случаях с предметами одежды совершались развернутые магические ритуалы, в которых она замещала человека или символизировала какие-то его свойства и способности. Но это уже другая тема.

    /Приводится по изданию: Толстая С.М. «Символический язык одежды» / «Семантика Традиционной Культуры» // «Славянская Традиционная Культура и современный мир. Сб. материалов научной конференции. Вып.8. – М., Государственный республиканский центр русского фольклора, 2005./

     
    Вече » Жизнь наших предков » Быт и обычаи славян » СИМВОЛИЧЕСКИЙ ЯЗЫК ОДЕЖДЫ
    • Страница 1 из 1
    • 1
    Поиск: